Владимир Першанин - Танкист-штрафник [с иллюстрациями]
Кто-то пытался жаловаться, что в атаку гонят без артподготовки, но у нас не оставалось времени выслушивать жалобы. Мы двинулись дальше. Остатки роты последовали за нами. Миновали застрявший в снегу немецкий грузовик, потом увидели впереди артиллерийскую позицию.
На поляне, среди редких деревьев, лежали тела погибших красноармейцев. Видимо, здесь они наткнулись на сильный огонь.
Удар с фланга у нас не получился. Если возьмем еще правее, то можем потеряться, уйти слишком далеко от остального батальона. Зайковский все же пустил в обход два легких танка, а мы, стреляя на ходу, рванули вперед. Две самоходки «Артштурм», плоские, с короткими 75-миллиметровыми пушками, ударили одновременно. Одна «тридцатьчетверка» вильнула, теряя управление.
Я выстрелил с остановки. Попал, нет? Непонятно. Но в любом случае надо было прорываться вперед. Пролетающие мимо снаряды были не слышны из-за рева двигателя и собственных выстрелов. Но я научился их чувствовать шкурой. Один прошел совсем рядом. Ларионыч, стой! Я давил ногой на его голову. Я видел цель и мог стрелять. Но механик, матерясь, гнал танк вперед, а на ходу точной стрельбы не получается.
— Ларионыч! Стой, б…!
Предназначенный нам снаряд попал в машину третьего взвода. Танк застыл, и мы едва не врезались в него. Зайковский, уже не тот зеленый командир роты, ударил в левую самоходку. По той, что стреляла в нас, били с фланга оба Т-70 и я на ходу. Мы попали в нее. Паук с запасными колесами на бортах и поручнями для десанта, разбрасывая снег, уходил задним ходом, и рев трехсотсильного двигателя звучал как вой подраненного животного. Мы добили самоходку из нескольких орудий сразу.
Пулеметный расчет снимал свой МГ со станка. За брошенное оружие немецких солдат так же, как и наших, отправляли в штрафные роты или расстреливали. Они сняли «машингевер» и даже вытащили его вместе с коробками лент из окопа. Взрыв смешал обоих пулеметчиков со снежным обвалом, взлетающими комьями земли, мелкими деревцами. Через лес убегали фигуры в белых маскировочных куртках. Жуков наконец остановил танк вплотную к деревьям. Мы стреляли из пушки и обоих пулеметов. Гриша Погодка, кашляя от дыма, выбрасывал, не глядя, вонючие отстрелянные гильзы и загонял в ствол новые снаряды.
— Все! Стоп.
Вдруг заглох мотор, и я услышал, как шипит на раскаленном стволе упавший сверху комок снега.
— Что с мотором?
— Масло гонит. Щас гляну, — ответил Жуков.
— Бегом. Возьми в помощь Сашу.
Наша рота стягивалась к неглубоким окопам. Обе самоходки «артштурм» были раздолбаны и горели. Мы заплатили за победу горевшей «тридцатьчетверкой» и легким Т-70. Еще одна «тридцатьчетверка» дымила, получив снаряд в ходовую часть. Экипаж Т-70, два человека, успел выскочить. Оба молодые, возбужденные сержанты. Они еще не понимали, что родились сегодня во второй раз.
В «тридцатьчетверках» погибли четверо. Перевязывали двоих раненых. Их вместе с безлошадными танкистами отправим в тыл. Возбужденный не меньше сержантов, Зайковский рассматривал самоходки. Наши снаряды и взорвавшиеся боезапасы вскрыли обоих пауков, как консервные банки. Торчал вверх хобот орудия с толстым стволом.
— Короткие пушки, — разочарованно сказал старлей.
— Метр восемьдесят. Зато снаряды сильные, — ответил я.
Обычная картина поисков трофеев. Но немецких трупов было немного. Избитые, разорванные осколочными снарядами. Блиндажей, где можно хорошо поживиться, здесь нет. Это был всего лишь заслон с фланга, брошенный сюда совсем недавно. Две самоходки, два пулемета, один миномет. Наступающую стрелковую роту они выбили на две трети из пулеметов и минами, не обнаруживая самоходок.
Часть пехотинцев подбирала в снегу брошенных при отступлении раненых. Впрочем, их почти всех добили из пулеметов. Серые шинели хорошо видны на снегу. Подтягивалась еще одна рота. Она была в полном составе, под огонь не попала. Бойцы втягивали носами запах паленого мяса, доносившийся из горевших самоходок.
— Горят фрицы!
— Суки!
— Ох, и воняют.
— Все одинаково пахнут, — мрачно отозвался кто-то из танкистов. — Что наши, что ихние. Можете сходить, возле нашего танка понюхать.
Он кивнул в сторону горевшей «тридцатьчетверки». Слева, в километрах полутора, шел бой. Там тоже горел танк. Мы сбили фланговое прикрытие, и теперь надо было торопиться к остальному батальону. Пехотные роты двинулись вперед. Уже веселее. Все же за спиной семь танков. И нам без пехоты тяжело.
— Ну, Алексей, ударим по гадам! — глядя на небо, весело проговорил Зайковский. — Ваш взвод впереди.
Я предупредил Ларионыча, чтобы он не фокусничал и выполнял команды. Гриша Погодка загнал в ствол бронебойный снаряд, и мы двинулись вперед. Предчувствует человек свою судьбу или нет, я так и не понял. Я шел в бой с легким сердцем, пусть не звучит это банально. Мы наконец-то гнали немцев, и я на скорости шел их бить.
— Саша, как рация?
— Нор…
Я не услышал конец фразы. В танк ударило с такой силой, что я полетел с сиденья вниз. Двигатель заглох и снова завелся. Я открыл глаза, рядом ворочался Гриша Погодка, весь в крови. У него, кажется, оторвало по плечо левую руку. Я выстрелил из пушки наугад. Казенник не открывался. Впрочем, мне уже было не до пушки. Едкий дым заполнял башню. Я попытался поднять тело заряжающего, не хватило сил. Плотный невысокий сержант, лежавший без сознания, был неподъемным.
— Ларионыч, помогай.
Жуков успел загнать танк между стоявшими кучкой мелкими тополями. Еще один снаряд ударил куда-то в корму, сразу заглох вентилятор, а следом и двигатель. Из моторного отделения валил дым. Ларионыч потащил тело Погодки через свой люк. Я выскочил через верхний. Следом — Саша Иванов. Жуков, нагнувшись, тянул за шиворот и за единственную руку нашего заряжающего. Я тоже ухватился за плечо.
Сильно ударило в бок, вскрикнул Петр Илларионович, и лишь после этого я расслышал очередь немецкого МГ-42. Жуков ворочался весь в крови. Я зачем-то поднялся, и меня снова ударило. На этот раз в грудь. Я видел снизу лежавшее на броне тело Погодки. Пули стучали по броне, рвали клочья из комбинезона Гриши. Потом прицел сместился, и накрыло Ларионыча. Я заполз за корпус танка. Из люков вырывались языки пламени. С трудом встал. Еще один танк нашего взвода стоял с размочаленной гусеницей и вырванным колесом. Он и легкий Т-70 посылали снаряд за снарядом. Наверное, куда-то попали. Пулемет больше не стрелял. Зайковский, остановив свой танк, соскочил вниз. Меня перевязывали.
— Слушай, Леха, времени нет. Там впереди заваруха. Комбата убили. Я теперь за него. Оставлю людей, они тебя вытащат.
Экипаж подбитого танка остался возле машины, выделив мне в помощь стрелка-радиста, такого же молодого парнишку, как и Саша Иванов. Я прошел с полкилометра, поддерживаемый с двух сторон, потом из-за деревьев застучали автоматные очереди. Убили выделенного нам стрелка-радиста. Мы кое-как отползли в сторону. На двоих имелся всего один наган, и я четыре раза выстрелил в сторону вспышек. Немцы, наверное, торопились и не добили нас. Сашу тоже ранили, и тащить меня он не мог.
Я встал, уронил наган. Страх, что могу попасть в плен, заставил меня нашарить оружие и снова встать. В стороне слышалась орудийная стрельба, взрывы. Здесь на пустынной колее, пробитой гусеницами наших танков, было тихо. Я чувствовал, как по телу стекает струйками кровь. Я не хотел умирать и попросил Сашу:
— Перевяжи покрепче.
Он стащил с меня гимнастерку и нательную рубашку.
— Пуля попала под правую ключицу. Но ведь это не смертельно? Сердце находится слева.
— Ерунда, товарищ лейтенант, — бормотал Саша. — Дойдем.
— В живот не попало?
Я больше всего боялся пули в живот.
— Нет, бок пробило… задело слегка.
Я просто переставлял ноги, а тело удерживал Саша. Уже в сумерках мы разглядели впереди машины нашей ремонтной роты. Бойцы возились возле подбитого танка. Мы, торопясь, пошли навстречу, через поле. Так было ближе. Может, пятьсот, может, триста шагов. Но мы их одолеем.
Книга вторая
Штрафник, танкист, смертник
ПРЕДИСЛОВИЕ
Март, 1943 год
Лес был негустой, да еще крепко прореженный не раз и не два прокатившимися через него боями. В эти мартовские дни сорок третьего года танковый корпус СС, танковые дивизии «Лейбштандарт», «Райх», а также другие соединения под командованием фельдмаршала Манштейна затягивали кольцо вокруг Харькова, который совсем недавно был освобожден советскими войсками. Три немецкие дивизии кроме модернизированных танков Т-3 и Т-4 имели в своем составе по батальону невиданных громадин Т-6 («тигр»). Манштейн, ведя мощное наступление с 22 февраля, заглаживал свою неудачу под Сталинградом, и это ему пока удавалось. Под ударами немецких танковых и моторизованных дивизий наши части отступали. А чаще, выполняя приказ «Ни шагу назад!», вели бои до последнего, погибали, попадали в котлы, а затем в плен, и лишь немногие прорывались к своим.
